Агрология: куда пойдёт подворье?

Личное подсобное хозяйство, спасавшее село в 90-е, помогавшее ему развиваться в начале 2000-х, должно быть интегрировано в более перспективные формы хозяйствования. В начале двухтысячных российский аграрный сектор упорно шёл по пути развития личных подсобных хозяйств. Ни фермеры, ни удержавшиеся на плаву немногие сельхозкооперативы, ни набирающие обороты агрохолдинги не давали в ту пору тех объёмов, которые давали ЛПХ. «Неужели это наш путь?», – спрашивал я, будучи в Мордовии, тогдашнего главу этой аграрной республики Николая Меркушкина. – Да нет, – отвечал он, – наш путь возрождения села таков же, как и во всём остальном мире: внедрение высоких технологий, наукоемкое, эффективное  аграрное производство. Ясно, что личным подсобным хозяйствам эти технологии недоступны, а потому перспективы стать основной формой хозяйствования на селе у них нет.

И оговаривался: – Но это не означает, что на них надо ставить крест. Подворье в перестроечное время, время развала колхозов, помогло людям выжить. Теперь – при поддержке местных властей – даёт возможность достойно жить, хорошо зарабатывать. А при росте объёмов производства и переходить к более совершенным формам, к примеру, становиться крестьянским (фермерским) хозяйством. Но будущее все-таки за высокотехнологичным производством. Примерно того же мнения придерживались и в департаменте сельского хозяйства Новгородской области. – Ситуация на селе будет развиваться так, – говорили там. – В наиболее прибыльные отрасли пойдёт, и идёт уже, частный капитал. Есть группа хозяйств, которые смогут развиваться за счёт внутреннего потенциала. Есть умирающие, тут скрывать нечего, перспектив у них никаких. Ждут перемены и частный сектор. Кто-то по причине здоровья или возраста откажется от ведения хозяйства. Другие, наоборот, будут развиваться, перерастать из личного подворья в мелкотоварное производство, становиться фермерами. Как, например, бывший глава сельхозуправления Боровичского района Фёдор Круглов, который поначалу организовал крестьянское хозяйство, но в этих рамках ему стало тесно, и он взял развалившийся колхоз, организовал переработку молока, стал с выгодой им торговать, и теперь реконструирует дворы и обновляет дойное стадо. Но ЛПХ ещё долго будут выполнять социальную функцию. Ведь кроме подворья у многих крестьян сегодня нет ничего.

Бросит он его, и пополнит армию нищих, бомжей, которых тоже придётся содержать на бюджетные деньги. Умрут оставшиеся деревни, и власть потеряет контроль над обширными территориями. Они уже заселяются невесть кем. Государство, по мнению моих новгородских собеседников – крестьян, предпринимателей, чиновников, вкладывая деньги в село, должно думать не о том, как бы вложенный рубль вернуть с процентами, а о своих социальных обязательствах перед крестьянами и национальных интересах. Действительно, то, что люди, практически оказавшись безработными, сами себя обеспечивают не только продуктами питания, но и средствами к существованию, избавляло государство от лишней головной боли. Цепляясь своим подворьем, как якорем, за пустеющие земли, они не давали до конца разрушиться российской деревне, а это позволяло власти хоть как-то контролировать свои территории. Но не только это заставляло государство относиться к ЛПХ с уважением. Именно частники спасли страну от голода в 90-е годы, оказывали, да и поныне оказывают существенное влияние на рынок сельскохозяйственной продукции в целом по России. До сих пор подворья производят половину всего скота и птицы, молока. В личных хозяйствах числится более половины всех российских коров, половина свиней, овец. Убери сейчас всё это, и рынок просядет.

Платой за эту нелёгкую службу для владельцев личных подсобных хозяйств были налоговые послабления. Крестьянин-однодворец вообще освобождался от налогов на то, что он вырастил и продал. Что продал, то и получил. Но продавать было непросто. Торгово-закупочные кооперативы, которые обещала создать власть, так в большинстве регионов созданы и не были. Перекупщики забирали у крестьян мясо, овощи почти даром, а молоко, которое в отдаленных деревнях вообще некуда было деть, скармливалось скотине или даже выливалось на землю. Личные хозяйства оказались беззащитными перед различными эпидемиями. Они вымывали из подворий стада птиц, свиней, потому как ни санитарно-эпидемиологического контроля, ни ветеринарной помощи частники не получали. Кроме того, крупный агробизнес, видя в подворье конкурента, попытался протаскивать через местные парламенты невыгодные для ЛПХ решения. В Краснодарском крае, например, в разгар мирового экономического кризиса во многих станицах волевым порядком стали ликвидировать частные подворья. Крестьянам под страхом штрафов и административного преследования запрещали держать личный скот, под который многие станичники взяли кредиты в банках. Тем не менее, ЛПХ по-прежнему занимают большой сегмент на продовольственном рынке России, и закрывать на это глаза было бы непростительно.

Да, магистральный путь – все-таки создание крупных хозяйств, насыщенных энергоёмкой техникой, переход на откормочное производство, на круглогодичное выращивание овощей там, где это позволяют условия. Но холдинги часто равнодушны к развитию территорий, для них главное получить прибыль, выкачивать максимально имеющиеся ресурсы, а там хоть трава не расти. Поддерживать социальную инфраструктуру села заинтересованы малые формы хозяйствования – сельхозкооперативы, крестьянско-фермерские хозяйства и ЛПХ. К примеру, последние 25 лет основу аграрной экономики коммунистического Китая составляют миллионы крестьянских хозяйств, работающих на правах 15-летней аренды земли и размерами не больше наших личных подсобных хозяйств. Тем не мене, темпы роста аграрного производства здесь выше, чем в США, в 3,5 раза, и в 2,1 раза – чем в странах Евросоюза. Доля Китая в мировом производстве продуктов сельского хозяйства выросла с 15 процентов в 1980 году до 24 процентов в 2004-м. Доля же России в мировой аграрной экономике, в результате того, что экономическую основу её села составляли колхозы и совхозы, сократилась за это время с 4,3 до 3,2 процента. Другой пример. Основу американского мясного скотоводства составляет высокопродуктивный племенной скот мясных пород, индустриальные технологии и интенсивные методы откорма. Но кто поставляет молодняк на откормочные площадки? Крестьяне. Около 700 тысяч малых семейных ферм с поголовьем от 10 до 40 коров мясных пород. Мировым рекордсменом по производству мяса птицы ещё долго будет американская компания «Тайсон Фудс». И здесь важнейшую технологическую стадию, 45-дневное выращивание бройлеров, «доверили» 7,5 тысячам фермерских хозяйств с численностью по 2–3 работника и мощностью от 30 до 70 тысяч голов каждое. Не менее интересный опыт кооперации и интеграции малых семейных ферм молочной специализации с национальными корпорациями имеют Финляндия и Швеция.

В последнее время всё чаще семейные хозяйства предпринимательского типа (то есть те, которые работают не только на свой личный прокорм, но и на получение дохода, другими словами – фермерские) стали объектами так называемого контактного сельского хозяйства, который реализуется в форме их кооперативного взаимодействия с крупным корпоративным бизнесом, работающим в сфере высоких аграрных биотехнологий, материально-производственного, технического обслуживания, переработки и реализации конечного продукта. По-нашему, агрохолдингами. Такой симбиоз делает их не конкурентами, а партнёрами. В результате этого взаимодействия малый семейный бизнес получает шанс на дальнейшее развитие, а крупный корпоративный приобретает новые, почти неограниченные возможности наращивать производство, приближая его к потребителю в любой стране, на любой территории. В странах и регионах, где развивается и поддерживается только один из двух базовых секторов, где делается ставка только на крупное корпоративное предприятие или, наоборот, развивается главным образом семейный сектор, там нет прогресса, нет движения вперёд, а царствует экономическая стагнация и социальный застой. Именно это – застой и стагнацию – имели мы, когда пытались в дореформенный период решить продовольственную проблему за счёт всемерного развития только крупного сельскохозяйственного производства в совхозах и колхозах. Проблемы имеем и сейчас, когда комплекс крупных сельхозпредприятий не смог приспособиться к рыночным условиям хозяйствования, а семейный сектор начал действовать в одиночку, самостоятельно, на свой страх и риск. Будут ли учтены уроки мирового сельского хозяйства или мы будем продолжать движение путём собственных проб и ошибок, а по существу топтаться на месте, только имитируя прогресс в сельском хозяйстве и манипулируя отдельными данными официальной статистики?

Нынешнее соотношение фермерских и потребительских семейных хозяйств у нас такое же, какое было 140 лет назад в США. Но у России нет того ресурса времени, какой история дала Америке для последовательного эволюционного развития рыночной экономики в сельском хозяйстве. Правда, реализовывая на селе социально значимые проекты, мы можем сделать его в 3–4 раза короче. Но он не будет меньше периода, необходимого для совместной, согласованной работы представителей трёх форм собственности – крупных сельхозпроизводителей, фермерских и личных подсобных хозяйств. Такую модель попытались внедрить в Белгородской области, но она не пошла, дружбы агрохолдингов с подворьем не получилось. Теперь, похоже, эту идею подхватил Министр сельского хозяйства России Николай Фёдоров. – Нам нужно гармонизировать отношения крупнотоварного производства (только крупнотоварное производство может нести в практику высокие технологии и претендовать на то, чтобы решать проблемы миллионов граждан и всей России) с другими формами хозяйствования, – говорил он на одной из первых своих пресс-конференций в ранге министра. – Крупные современные предприятия надо рассматривать как локомотивы, которые должны тянуть за собой, гармонично интегрируя, малые и средние формы. Я не апологет колхозно-совхозного строя. Исхожу из того, что средние формы – фермерские, крупные личные подсобные хозяйства легче сделать конкурентными, если они будут интегрированы вокруг этих «локомотивных» проектов. Правда, всё будет зависеть от того, как к этому отнесутся представители крупного бизнеса. Они пока морщатся. Но министр сулит им от такой интеграции немалую выгоду. А именно: за счёт государственного и региональных бюджетов создавать инфраструктуру: строить дороги, газифицировать населённые пункты, решать социальные проблемы – медицины, образования. Чтобы школы были нормальные, библиотеки, интернет. Все это снизит издержки производства, себестоимость продукции, а значит, самым благотворным образом скажется на конкурентоспособности, что в условиях вступления России в ВТО чрезвычайно важно. Получится ли в этот раз подружить подворье с холдингом, покажет время. Но, похоже, другого пути у нас действительно нет.
Источник: file-rf.ru