В одной из своих статей он доказывал, что законодательство времени обоих московских Судебников продолжало разрабатывать те же начала полного рабства и неполного порабощения, которые были высказаны в Русской Правде 7. Обельное холопство Русской Правды соответствовало полному холопству Судебников; точно так же кабальные холопы XV и XVI вв. были те же закупы Русской Правды, полусвободные люди, вступавшие во временную, условную зависимость, но при этом не терявшие прав личности и не переставшие быть членами русского общества. Но Русская Правда не причисляет закупа к холопам, даже прямо отличает его от них. Способ установления личной зависимости закупа не подходит ни под один из источников холопства, признаваемых Правдой; виды личной зависимости, подобные закупничеству, прямо отмечены в ней, как отношения, не установляющие холопства.
Древнерусское право строго отличало холопство от простой личной зависимости. Главное основание различия заключалось в отношениях лица к государству: холопство лишало человека личных и гражданских прав и освобождало от государственных обязанностей, т. е. прекращало непосредственные отношения лица к государству; простая личная зависимость не влекла за собою таких последствий. Не говоря о политическом способе обращения в рабство по судебному приговору за известное преступление, можно сказать, что Русская Правда знает только два гражданских источника холопства: продажу и безусловное вступление в личное услужение (по тиунству и по ключу "без ряду").
Два другие способа обращения в холопство, отмеченные Правдой, собственно нельзя считать особыми источниками: продажа в рабство несостоятельного по своей вине должника по воле кредиторов была только осложненным видом первого из указанных гражданских источников, а брачный союз с холопом или рабой без уговора, обеспечивавшего свободу лица, вступавшего в такой брак, был осложненным видом добровольной отдачи себя в безусловное личное услужение. Личная зависимость закупа создавалась заемным обязательством, которое состояло в обязательной работе закупа на хозяина-заимодавца до уплаты долга. Перечисляя источники холопства, Правда прямо говорит, что они установляют холопство обельное, т. е. полное, но личная зависимость, не устанавливающая холопства обельного, в ней не признается и холопством.
Таким образом, держась текста статей Русской Правды о холопах, можно указать две особенности, отличающие этот памятник от позднейшего московского законодательства о холопстве: Правда не знала холопства неполного, условного, на которое обращено было преимущественное внимание позднейшего законодательства; Правда не знала холопства по заемному обязательству, которое было первоначальным и коренным основанием позднейшего кабального, т. е. неполного, холопства. Можно возбуждать вопрос о точности, с какою Правда воспроизводила юридические отношения, действовавшие в ее время; но, держась прямого смысла ее статей, нельзя доказать ни того, что она различала холопство полное и неполное, ни того, что долговая зависимость закупа разрывала его непосредственные отношения к государству.
Можно сказать и больше того: сохранившиеся памятники позволяют с некоторою точностью определить, когда завязалось на Руси и как развивалось кабальное холопство. В актах удельного времени, княжеских и частных, до конца XV в. нет и намека на этот институт, как не встречаем и термина, которым он обозначался впоследствии: в этих актах упоминаются люди полные, приказные, купленные, челядь дерноватая, т. е. холопы полные, но нет кабальных. Если не ошибаемся, о людях кабальных впервые говорят две княжеские грамоты: духовная удельного князя Андрея Меньшого, брата великого князя Ивана III, составленная около 1481 г., и духовная известного развенчанного Иванова внука Димитрия, писанная около 1509 г. Но уцелели явственные признаки, по которым можно догадываться, что кабальная зависимость как новый вид холопства тогда только еще зарождалась. В Судебнике 1497 г. нет и намека на кабальное холопство, он знает только холопство полное. Не встречаем его следов и в актах частных лиц того времени.
Под руками пишущего эти строки набралось значительное количество духовных грамот, изданных и неизданных, относящихся к длинному промежутку времени с 1459 г. до конца XVI в.8 Завещатели все служилые люди московские высших и низших чинов или их вдовы; между ними со второй четверти XVI в. является много потомков русских удельных князей: Сицкие, Ро-модановские, Ростовские, Пронские и др. Все они рабовладельцы и почти все в своих духовных очень точно описывают личный и юридический состав своей челяди, т. е. перечисляют холопов поименно и обозначают, по какому холопству эти люди крепки им. Следя по этим духовным за юридическими видами холопства, замечаем любопытное явление: до 1526 г. в грамотах отмечаются холопы полные, в иных еще и старинные, т. е. те же полные, но ни в одной нет помину о холопах кабальных, хотя число известных нам духовных, писанных с 1459 по 1525 г., простирается до двух десятков.
Напротив, с 1526 г. редкая духовная не упоминает рядом с полными людьми и о кабальных; иные говорят об одних кабальных, не упоминая о полных, и, чем дальше, тем кабальная дворня становится все многочисленнее. Что еще замечательнее, в одном и том же рабовладельческом доме указанного хронологического рубежа по духовным незаметно присутствия кабальных людей, а после они являются в составе челяди. Служилый человек Арбузов в духовной 1524 г. перечисляет поименно 14 голов холопов и холопок, одних отпуская на волю, других отказывая своим детям. Внук этого самого Арбузова в духовной 1556 г. поименовывает уже троих своих людей, "серебряников кабальных", прибавляя: "Те мои люди на слободу и кабалы бы им выдати безденежно".
В одной из духовных находим указание, бросающее некоторый свет и на юридическое состояние, из которого развивалось кабальное холопство. Потомок старинного московского боярского рода Белеутов в духовной 1472 г. перечисляет с дюжину семейств холопов полных и старинных, которых отказывает своим наследникам или отпускает на волю9. Окончив этот перечень, завещатель отдельно упоминает о некоем Войдане, который находился в зависимости особого рода от Белеутова: этот Войдан с семьей, пишет завещатель, "отслужат свой урок моей жене и моим детям десять лет да пойдут прочь, рубль заслужат, а рубль дадут моей жене и моим детям, а не отслужат своего урока, ино дадут оба рубля". Сколько можно понять это распоряжение, Войдан занял у Белеутова два рубля, уговорившись за один рубль служить урочные лета хозяину и в случае его смерти его наследникам, а по истечении срока отойти на волю, заплатив другой рубль.
Это, очевидно, не полное или старинное холопство, а временная и условная зависимость, основанная на долговом обязательстве; завещание не дает права даже считать ее холопством. По своей юридической физиономии Войдан -- закуп Русской Правды. В удельное время такие закупы назывались закладнями или закладчиками. Из договорных грамот Новгорода Великого с князьями XIII и XIV вв. узнаем, что князья и их бояре принимали к себе заклад-ней из обывателей новгородских волостей. Не видно, каковы были условия этого заклада; видно только, что закладывались новгородские смерды и купцы, т. е. крестьяне и торговые городские люди. Но ничто не заставляет предполагать, чтобы эти закладни считались холопами тех, за кого закладывались, и в терминах, которыми грамоты обозначают их зависимость, нет никакого намека на это.
Эти люди только выходили из состава тех городских и сельских обществ Новгородской земли, к которым принадлежали, порывали политическую связь с Новгородом Великим как государем и подчинялись князю, "позоровали к нему", по своеобразному выражению грамот, т. е. меняли одну политическую зависимость на другую, не выступая из прежних своих общественных состояний, не переставая быть смердами и купцами. Вот почему Новгород ставил в своих договорах условие, обязывавшее князей отступаться от таких закладней, возвращать их в те общества, из которых они выходили: купца -- в его городскую сотню, смерда -- в его сельский погост. По духовным и договорным грамотам московских князей видно, что такие закладни были и в их собственных уделах.
Те из этих людей, которые закладывались лично за князя, а не за его бояр, вступали в двойную зависимость от него: они подчинялись ему как государю наравне с закладнями бояр этого князя и подчинялись ему как хозяину по частному обязательству на том же праве, на каком боярские закладни подчинялись своим боярам. Такая двойная зависимость, политическая и гражданская, если не по названию, то на деле ставила княжеских закладней в положение холопов, только не полных, а условных, так как частная личная зависимость по древнерусскому праву только тогда получала характер холопства, когда хозяин зависимого человека становился для него вместе и государем, заменял для него верховную власть. Может быть, этим и объясняется, почему кабальные холопы являются по актам прежде всего не у частных лиц, а у владетельных князей, какими были упомянутые выше удельный брат Ивана III Андрей и Иванов внук Димитрий.
Если это соображение основательно, то становится объяснимо юридическое происхождение кабального холопства и в домах частных лиц. То явление, что о кабальных холопах упоминают известные нам духовные частных лиц, писанные именно не раньше 1526 г., разумеется, не более как случайность: могут найтись акты с указанием на таких холопов у частных лиц, составленные несколькими годами раньше. Но в связи с молчанием Судебника 1497 г. о кабальных холопах это явление внушает догадку, что кабальная или условная зависимость не раньше конца XV в. получила характер холопства и с таким характером еще не успела достигнуть заметного развития в частных гражданских отношениях. Надобно принимать, что именно во второй половине XV в. множество удельных князей утратило значение владетельных государей и перешло в положение служилых людей московского государя.
Становясь частными лицами для своих удельных обществ, эти князья оставались государями для людей, находившихся в частной личной и условной зависимости от них, и, таким образом, внесли в гражданские отношения новую юридическую мысль, что и у частных лиц слуги, привязанные к хозяевам кабалой, личным и временным обязательством, принадлежат им на том же праве, как и холопы полные, только принадлежат лично и временно.
Но если юридическое происхождение кабального холопства можно связывать с переворотом, происшедшим в политическом складе Руси, то историческому его развитию, распространению его по дворам, никогда не бывшим владетельными, содействовал перелом, совершившийся в народном хозяйстве. Трудно объяснить, что именно произошло тогда в народном хозяйстве, но можно заметить, что произошло нечто такое, вследствие чего чрезвычайно увеличилось количество свободных людей, которые не хотели продаваться в полное холопство, но не могли поддержать своего хозяйства без помощи чужого капитала. Иначе нельзя объяснить того незаметного прежде явления, что в то время, когда закон еще нисколько не стеснял права свободного лица располагать по усмотрению своею личностью, множество свободных людей, не отказываясь от свободы навсегда и безусловно, входило в долговые обязательства, устанавливавшие неволю временную и условную.
Этой экономической перемене соответствовала юридическая физиономия, с какою впервые является кабальный холоп в памятниках нашего права XVI в.: это должник, уплачивающий по договору рост с занятого капитала личной обязательной работой. Ни срок, ни другие условия этой работы, по-видимому, не определялись однообразно и точно. Можно только заметить, что обязательство не прекращалось ни смертью кредитора, ни даже смертью "заимщика". Со второй четверти XVI в. рабовладельцы в духовных своих грамотах обыкновенно передают наследникам вместе с полными холопами и кабальных своих людей, иногда только ограничивая срок их дальнейшей службы.
Князь Никита Ростовский в духовной 1548 г. отказал своей жене четыре семьи кабальных людей с условием держать их в службе пять лет со смерти завещателя, а после отпустить на свободу по княжой душе "безденежно". Даже отпуская кабальных людей на волю, завещатели XVI в. дают понять, что делают это не в силу закона, а по душе, по личной милости, прощая долг: юридическая возможность посмертного взыскания долга с кабального всегда предполагалась сама собою. Мордвинов в духовной 1526 г., самом раннем из известных нам завещаний, сохранивших след кабального холопства у частных лиц, отпускает на волю с семьей человека, который был ему крепок по кабале в 2 1/2 руб., прибавляя: "А кабалу ему выдати, а денег на нем не правити". В других духовных встречаем распоряжение отпустить на волю вместе с полными и полоненными людьми и кабальных, а "кабалы и памяти изодрать и денег и хлеба по ним не брать".
Такое необязательное освобождение кабальных, простиравшееся и на полных холопов, называлось в духовных простые. "А людям моим прость, -- пишет вдова князя И. Б. Горбатого Суздальского в духовной 1551 г., -- полным и докладным и приданым и кабальным, -- все божий и царевы государевы люди". Если долговое обязательство кабального не уничтожалось смертью заимодавца, то, с другой стороны, пока был жив последний, оно не прекращалось и смертью должника, переходило на его семью, с которой он отдался в кабалу или которой обзавелся во время холопства, однако положение осиротелой семьи холопа по смерти заимодавца, по-видимому, в кабалах не определялось, но, если холоп при жизни или по смерти господина получал волю, закабаленная им семья во всяком случае становилась свободна, что не было обязательно для господина при освобождении полных холопов.
О недавнем возникновении кабального холопства вместе с этой неопределенностью условий говорит еще и то, что до половины XVI в. оно не успело усвоить ни терминологии, ни юридических форм холопства. Князь Ногтев в духовной 1534 г. пишет: "А что мои люди по кабалам серебряники и по полным грамотам... холопи, и те все люди... на слободу". Завещатель приказывает своим душеприказчикам дать холопам полным и докладным отпускные, а людям кабальным только возвратить кабалы: не привыкнув еще видеть в кабальном настоящего холопа, не считали необходимым при освобождении давать ему отпускную. Но принцип кабального холопства был уже готов в начале XVI в., и лучшую формулу его находим в жалованной грамоте великого князя Василия 1514 г. жителям Смоленска: "А кто человека держит в деньгах, и он того своего человека судит сам", т. е. для должника, живущего в доме заимодавца, последний заменяет государя, верховную власть.
Так в нашем праве XVI в. стали рядом два вида крепостного состояния: холопство полное и кабальное. То и другое слагалось из различных юридических элементов. Источником полного холопства была продажа лица, и из этого источника вытекали два последствия: 1) безусловная и бессрочная зависимость купленного от купившего, 2) потомственность и наследственность этой зависимости, т. е. переход ее от купленного на его потомство и передача права на холопа покупщиком своим наследникам. Потомственность, соединенная с наследственностью, носила на языке древнерусского холопства техническое название старины: сын полного холопа, родившийся в холопстве и по холопству отца холопив-ший его "государю" или наследнику этого государя, назывался полным старинным холопом. Источником кабального холопства был заем с заменой роста личным услужением должника, и из этого источника вытекали два последствия:
1) условная зависимость должника от заимодавца, условия которой определялись добровольным уговором обеих сторон,
2) юридическая неразрывность семьи кабального холопа, который, выходя на волю при жизни или по смерти своего государя, во всяком случае выводил из неволи и жену с детьми, которых он закабалил вместе с собою или которых нажил во время холопства. Крепость, которой утверждалось кабальное холопство, в отличие от простой заемной или закладной кабалы называлась в XVI в. кабалой за рост служили или служилой: последнее название осталось за ней и в XVII в.
Холопство полное и кабальное должно считать основными, первичными видами крепостного состояния в древней Руси. Из различных сочетаний юридических элементов, входивших в состав того и другого холопства, развились новые, производные виды, и это развитие отличалось такою юридической строгостью и последовательностью, какой не найдем в других процессах нашей юридической жизни и которая несколько напоминает римское право: пусть читатель удержит улыбку, которую может вызвать это замечание.
Прежде всего из холопства полного под действием кабального выделилось холопство докладное. Если не ошибаемся, доселе не найдено ни одной полной грамоты, как называлась крепость, которой утверждалось полное холопство; только в одной крепостной книге XVI в. сохранилось 7 записей, представляющих сокращенное изложение полных грамот 1489--1526 гг.10 Во всех записях повторяется одинаковая формула: известное лицо покупало холопа "собе и своим детем в полницу". Но по 101-й статье XX главы Уложения можно догадываться, что в иных полных грамотах писали не только детей, но и внучат, даже правнучат покупщика. Из той же статьи видно, что в XVII в. этот перечень поколений имел юридическое значение: если холоп, укрепленный полной грамотой, в которой обозначены только дети его государя, доживал до его внука, последний терял на него право, не мог искать на нем холопства по одной такой полной своего деда, не имея других крепостей на него. Но трудно решить, действовало ли это правило в XVI в. В этом легком смягчении полного холопства можно уже видеть действие принципа, лежавшего в основании холопства кабального: указанная формула полной грамоты сообщала некоторую условность неволе, которая укреплялась ею.
К полным холопам причислялись и люди, отдававшиеся в холопство не для всякой работы, какую укажет господин, а специально для службы приказчиками по его хозяйству. Они потому назывались приказными людьми, то были тиуны, посельские, ключники. Русская Правда отличает тиунство и ключничество от продажи как особый источник обельного холопства; самая служба в этих дворовых должностях делала свободного человека холопом, если не была обусловлена "рядом", особым уговором, ограждавшим свободу слуги. Судебник 1497 г. знает холопство по тиунству и по ключу, но только сельскому. служба городским ключником не считалась холопской. Судебник не говорит и о ряде; это можно объяснить тем, что в XV и XVI вв., по крайней мере сельские ключники обыкновенно покупались наравне с простыми полными холопами, и эта служба была уже не особым источником, а только привилегированным видом холопства. Это холопство укреплялось особой формальностью доклада: покупавший ключника представлял его наместнику, свидетельствуя, что это вольный человек, берет у него, покупщика, столько-то рублей и в тех деньгах дается ему на ключ в его село, "а по ключу дается и в холопи"; наместник проверял это показание, опрашивая покупаемого, и в случае утвердительного ответа скреплял сделку, прикладывая свою печать к грамоте, ее излагавшей. Эта грамота называлась докладной, а холопство, ею укреплявшееся, получило специальное название докладного. Обычным источником такого холопства, как и полного, была продажа. До нас дошли одна подлинная докладная 1553 г. и три краткие докладные записи 1509--1536 гг., уцелевшие в упомянутой выше крепостной книге; во всех этих сделках сельские ключники продавали себя на ключ. Но при одинаковом источнике докладное холопство отличалось некоторыми существенными юридическими особенностями, которые выделяли его из холопства полного в особый вид крепостной зависимости. Выделение это произошло, по-видимому, в промежутке обоих Судебников: первый из них еще признает холопство по тиунству и по сельскому ключу "с докладом и без докладу", т. е. без особой докладной процедуры, как заключались сделки и на полное холопство; второй Судебник не признает холопством сельского ключничества, не укрепленного докладной грамотой, и самое право давать грамоты полные и докладные усвояет только некоторым наместникам высшего ранга. По самому существу своему докладное холопство было зависимостью условною: сельский ключник отдавался не на всякую работу, а только на службу в известной должности по хозяйственному управлению. К этому основному условию прикрепились и другие ограничения господского права на докладного холопа. Во-первых, это право было только пожизненное, прекращалось смертью господина и не передавалось наследникам, потому докладные писались только на имя покупщиков, без детей и дальнейших потомков. В законах 1597 и 1609 гг. эта пожизненность является уже давно утвердившимся, признанным правилом, но трудно объяснить ее происхождение. Кажется, это ограничение права на докладного холопа основалось на одном обычае, возникшем еще в удельное время.
У князей удельных бывали и некупленные ключники, юридическое состояние которых отличалось тою особенностью, что по смерти князя, которому они служили, они и не отпускались на волю, и не передавались наследникам; это значит, что их зависимость непременно прекращалась самой смертью князя, а не его милостивым посмертным распоряжением, зависевшим от его воли. Следовательно, они не считались полными холопами, но так как хозяин, которому они служили "с рядом", по вольному уговору, владетельный князь, был для них и государем, каким он был и для всех вольных людей в своем княжестве, то это соединение частного личного услужения с государственным подданством делало свободного ключника условным и временным холопом князя. Таким образом, пожизненность докладного холопства имела одинаковое историческое происхождение с холопством кабальным: в удельное время заемная кабала не делала холопом, даже если соединялась с личным услужением должника кредитору; но, когда кредитором становился удельный князь, соединявший с правами заимодавца авторитет верховной власти, тогда личная служба за долг создавала зависимость, ставшую первообразом кабального холопства. Вероятно, обычай удельных князей принимать некупленных ключников в службу по свою смерть, обобщаясь, стал потом обязательной юридической нормой и для купленного ключничества в частных хозяйствах. Во-вторых, не давая детям господина наследственного права на отцова холопа, докладное холопство не создавало и детям холопа полной потомственной зависимости от отцова господина, не давало ему права распоряжаться ими отдельно от отца и не всегда давало право передавать их по наследству, как детей полного холопа. Из текста того же закона 1597 г. прямо следует, что дети докладного холопа, родившиеся во время его холопства, обязаны были служить отцову господину, но по смерти его становились свободны вместе с отцом; это была старина потомственная без наследственности. В этом легко заметить прямое действие того принципа кабального холопства, по которому семья -холопа при выходе последнего на волю нераздельно следовала за своим главой. Но юридическое родство докладного холопства с полным, созданное их общим источником, продажей, оставило по себе след и после обособления одного от другого.
По памятникам законодательства и по крепостным актам XVI и XVII вв. видим, что были старинные докладные люди, т. е. потомки докладных холопов-ключников, которых господа передавали своим детям в приданое и по завещанию наравне с полными холопами. Разгадку этого находим в приписке, к одной из докладных записей в упомянутой крепостной книге XVI в. В 1509 г. Собака Скобельцын купил себе на ключ некоего Ивашка. В приписке, продиктованной внуком Собаки, перечислены потомки этого Ивашка, оставшиеся в холопстве у Скобельцыных. Сын Ивашка Безпута служил сыну Собаки, Константину, у него в холопстве и умер, а сын Безпуты, Томилка, прибавляет приписка, служит у Константина. В той же книге записана данная этого Константина, писанная 1596 г.: благословляя детей своих старинными своими докладными людьми и полоняниками, Скобельцын поместил в их списке и старинного докладного Томилку Безпутного. Итак, родившиеся в холопстве дети докладного холопа, который умер, прежде чем успел выйти на волю, т. е. при жизни своего господина, не получали свободы по праву и после его смерти, становились старинными потомственными и наследственными холопами, подобно полным. Эта особенность докладного холопства, будучи остатком его юридического родства с полным, однако, не противоречила и усвоенному им у кабального холопства принципу неразрывности семьи холопа при его освобождении: вследствие преждевременной смерти отца дети докладного холопа по праву не могли получить свободы и, как потомки купленного холопа, попадали в вечную неволю, из которой их могла вывести только милость господина. Так из полного холопства под действием начал кабального или одинаковых исторических условий образования того и другого развился смягченный вид купленного холопства с укороченной потомственной и случайной полной стариной: право господина на купленного ключника, личное и пожизненное, превращалось в наследственную власть первого над потомством второго в случае, если купленный умирал раньше купившего.
В свою очередь докладное холопство содействовало дальнейшему развитию кабального, сообщило ему некоторые свои черты и тем придало ему большую определенность. По свойству своего источника кабальное холопство слагалось из займа и личной службы. Докладное холопство помогло этим прежде слитым элементам разложиться и образовать два особые вида кабального холопства. В Судебнике 1550 г. и в ближайших к нему по времени дополнительных указах кабальное холопство является еще вполне с характером заемно-служилого на довольно неопределенных условиях. Такой характер долго сохраняет оно и в дошедших до нас служилых кабалах. Самая ранняя из изданных кабал относится, если не ошибаемся, к 1596 г.11 Между неизданными нам попалась одна 1597 г. Все эти кабалы очень однообразны: вольный человек, один или с женой, иногда и с детьми, занимал у известного лица несколько рублей всегда ровно на год, обязуясь "за рост у государя своего служити во дворе по вся дни, а полягут деньги по сроце, и мне за рост у государя своего потому же служити по вся дни"; иногда холоп с семьей прибавлял условие: "А кой нас заемщиков в лицах, на том деньги и служба". Это значит, что холоп формально обязывался служить до уплаты долга и на случай неуплаты его при своей жизни переносил обязательство на жену и детей своих. Некоторыми из этих черт служилые кабалы напоминают обычную форму простых заемных кабал или долговых расписок того времени.
Трудно объяснить происхождение такой формы служилой кабалы. Вероятно, она давалась первоначально только на год, после чего должники, уплатив долги, могли выходить на волю, но они обыкновенно оказывались несостоятельными. В 1560 г. казначеи, докладывая царю о том, что господа ищут по служилым кабалам заемных денег или службы за рост, но холопам нечем платить, а иные даже уходят от господ без расплаты, унося господское добро, прибавляя, что последних по суду выдают истцам "головой до искупа", а другие сами просятся к истцам в холопы полные и докладные взамен уплаты. Отсюда можно понять, что делали истцы с выдавшими до искупа: они превращали их в своих полных или докладных холопов или продавали другим. Царь указал несостоятельных кабальных выдавать до искупа, запретив им продаваться в полные и докладные, т. е. указал оставлять их в кабальном холопстве до расплаты или отработки, не переводя в более тяжкую неволю. Может быть, по этому указу в служилую кабалу и было внесено новое условие, обязывавшее кабального продолжать кабальную службу своему господину и в том случае, если "деньги полягут по сроце". Но тогда господа, удерживая при себе кабальных, стали продавать или закладывать их жен и детей, разрывая кабальные семьи. Намек на это можно видеть у Флетчера, бывшего в Москве в 1588 г.: он говорит, будто закон дозволял кредитору предать жену к детей выданного головой должника навсегда или на известное число лет. В свою очередь и холопы старались перезаложиться другим, покрывая старый долг новым займом: из закона 1597 г. видно, что иные кабальные, уходя от своих господ, просили принять у них деньги в уплату по кабалам. Этот закон и пытался пресечь возникавшие отсюда беспорядки, применяясь к господствовавшим отношениям и понятиям. По духовным грамотам XVI в. видно, что кабальная зависимость чаще всего прекращалась по воле господина с его смертью: "отходя сего света вольнаго", он не только прощал долги своих добрым слугам, но и "наделял" их на силе, прося душеприказчиков дать его "людцам, мужичкам и женочкам, почему пригоже дати, а не оскорбити", чтобы люди, покидая господский двор, не заплакали, по прекрасному выражению некоторых завещательниц. Так нравственный мотив приходил на помощь неопределенному или нерешительному праву, внося в кабальное холопство элемент докладного. Чтобы прекратить разрыв кабальных семей, тяжбы и побеги, закон 25 апреля постановил, что в случае спора, если кабальный уйдет от господина без его согласия, с такими кабальными следует поступать как с докладными, выдавать их в службу господам до смерти последних, а денег по кабалам не брать с холопов, хотя бы они просили о том; точно так же и дети кабального, закабаленные вместе с отцом или родившиеся в холопстве, подобно докладным людям, служат отцову господину до его смерти, а жене его и детям после него не служат и денег им по отцовой кабале не платят. Закон не предписывал, чтобы кабальная служба всегда непременно продолжалась только до господской смерти; он только давал норму для разрешения спорных случаев и запрещал продажу и заклад кабальных детей. По любовному уговору сторон кабальный мог по смерти господина служить его семье, по воле господина мог выйти на волю раньше его смерти. Пушкин в духовной, писанной в сентябре того же, 1597 г., считал себя вправе написать: "Людей моих кабальных во дворе и в деревнях всех отпустити на свободу, опричь тех, которых я приказывал жене моей по ее живот".
Таким образом, закон сам отметил историческую связь юридических явлений, постановив, что в спорных случаях по служилым кабалам "быть в холопстве, как и по докладным", т. е. приняв докладное холопство за образец для кабального в отношении срока службы. Это сообщало служилой кабале значение крепости, устанавливавшей личную связь кабального с господином. Отсюда со строгой юридической логикой развился ряд последствий, существенно изменивших характер кабального холопства. Во-первых, если кабальная неволя прекращалась смертью господина без уплаты долга, значит, служба за рост превращалась в службу за самый долг с погашением его, т. е. холопство по займу превращалось в личное услужение по найму с выдачей наемной платы вперед. Так, одно из последствий прежнего источника кабального холопства, личная служба за рост, незаметно само превратилось в источник холопства: прежде крепила долговая ссуда, соединенная с личной службой должника, теперь возникла мысль, что может крепить личная служба во дворе сама по себе, независимо от ссуды12. По-видимому, эта мысль была примененной к кабале реставрацией старинного принципа, по которому служба тиуном или ключником без уговора делала слугу холопом. Во-вторых, служилая кабала могла быть даваема только одному господину, а не двоим вместе, например отцу с сыном, т. е. служилая кабала крепила каждого холопа только одному лицу. Совместные кабалы были строго запрещены законом 1606 г., и этот запрет подтвердило Уложение 1649 г. Но практика с трудом усвояла себе это правило: совместные кабалы, утвержденные законным порядком, встречаются до 1648 г. В-третьих, кабальный холоп, крепкий одному лицу, не мог быть передаваем другому без отпускной, т. е. без уничтожения старой кабалы, что делало его свободным. Мы не знаем, было ли это правило прямо выражено в законодательстве раньше Уложения, которое одной статьей строго запретило отдавать кабальных людей в приданое, по духовным и другим грамотам, а другой -- запретило отцам брать на своих кабальных новые кабалы на имя своих детей, не дав им предварительно отпускных, т. е. не обусловив передачи холопа его добровольным согласием13. В-четвертых, как скоро личная дворовая служба без займа стала считаться особым источником холопства, добровольное услужение без крепости стало создавать крепостную кабальную неволю. Средством для этого было установление давности состояния вольных холопей или добровольного холопства. Вольным назывался холоп, служивший не по старине и без крепости. Пока личная служба без займа не считалась источником кабального холопства, добровольная служба, разумеется, не могла признаваться холопством и вести к нему: по закону 1555 г., добровольный слуга, сколько бы ни служил, мог уйти, когда хотел, и хозяин не имел даже права искать на нем сноса. Но апрельский закон 1597 г., косвенно превратив заем с условием службы за рост в наемную плату за кабальную службу, тотчас применил эту перемену к добровольной службе, постановив, что на слугу, прожившего без крепости не меньше полугода, господин может взять служилую кабалу против его воли. Однако новый способ кабального укрепления, без займа, был принят законодательством не без колебаний. Царь Василий Шуйский в 1607 г. вернулся было ко взгляду закона 1555 г., но в 1609 г. передумал, впрочем, не принял окончательного решения, обещав поговорить о том с боярами и приказав пока впредь до издания закона удерживать на прежней службе только тех вольных слуг, отказывавшихся дать на себя кабалы, которые прослужили не менее пяти лет. В том же году боярским приговором восстановлен был закон 1597 г. о шестимесячном сроке давности для превращения бескабальной службы в кабальную, а Уложение сократило и этот срок наполовину14; но в Уложение попал и закон 1555 г. Довольно трудно объяснить, как улаживались отношения при совместном действии этих двух законов, дававшем бескабальному холопу возможность и право до исхода третьего месяца службы и после до привода в приказ к принудительной записке в кабалу уйти от господина, безнаказанно похитив у него, что было можно или нужно. Но по расспросным сказкам кабальных о своей прежней жизни, которые приписывались к кабалам при их записке в приказные холопьи книги, видно, что множество холопов служило бескабально по нескольку лет, иногда по 10 и более, и при этом незаметно, чтобы они злоупотребляли своим положением. Наконец, сейчас изложенное последствие помогло удержать в кабальном праве элемент старины, противоречивший природе служилой кабалы. Старинным, собственно, назывался холоп природный, родившийся в холопстве.
Создаваемое происхождением, старинное холопство обыкновенно также утверждалось крепостями, которые потому назывались старинными: это юридические акты, которыми не создавалось, а только доказывалось холопство лица, родившегося в холопстве и не укрепленного особой личной крепостью на его имя. Таковы были, например, духовные, рядные (сговорные о приданом) и другие передаточные записи. Передавать из рук в руки можно было только холопов полных и докладных или их потомков; следовательно, если на холопа, обозначенного в передаточном акте, не было полной или докладной, а самый акт не подвергся спору, считалось доказанным, что это холоп старинный. В таком смысле надобно понимать выражение Судебников: "по духовной холоп". Первоначально к детям кабального, родившимся в холопстве, кажется, со всею строгостью прилагали условия старинного холопства, передавали их по наследству с отцом или без отца, если он умирал в неволе: в актах конца XVI в. еще встречаем указания на "старинных кабальных людей", которые по смерти господина шли в раздел между его детьми наравне со старинными полными холопами. На то же указывают и терминология и обычаи кабального холопства. Юридические термины, как известно, долговечнее отношений, их родивших. В XVII в. люди, вступившие в кабальное холопство, разделялись на вольных и старинных: вольными называли себя те, которые родились на воле; старинными звали себя родившиеся в холопстве, всегда обозначая, чьи они старинные, у кого во дворе родились, хотя бы они уже давно освободились от первых господ и вступали на службу к другим "с воли". В XVII в. эта разница в званиях не имела уже никакого юридического значения, но можно догадываться, что некогда такое значение существовало. Далее по кабалам XVII в. можно видеть, что множество старинных холопов по смерти отцовых господ оставалось на службе у их детей, не давая на себя кабал, т. е. служа добровольно, несмотря на неоднократные и настойчивые законодательные запрещения держать холопа без крепости. Сила этой привычки показывает, что практика, ее воспитавшая, некогда признавалась вполне законной. Но когда служилая кабала стала личным обязательством без займа, должны были встретиться различные интересы, столкновение которых разрешилось установкой более тесного значения кабальной старины. В интересе порядка закон 1597 г. объявил службу детей кабального, родившихся в холопстве, обязательной только до смерти отцова господина. Но сын кабального, родившийся в холопстве, не давал на себя кабалы, и в его интересе было настаивать, чтобы его служба, как бескабальная, считалась добровольной.
Наиболее прямое выражение этого взгляда находим в одной кабале 1646 г., при утверждения которой 20-летний сын кабального заявил, что он родился во дворе у господина, которому исстари служит его отец, "а служил у него о сю пору в добровольной", хотя служба при таких условиях считалась тогда по закону обязательной. Против такого взгляда был интерес господ, нашедший себе выражение в мысли о законном сроке давности добровольной службы15. Законодательство попеременно отражало в себе эти интересы, определяя кабальную старину в связи с добровольной службой. Царь Василий, отменив в 1607 г. давность, в 1608 г. признал старинную службу без крепости вообще необязательной. В 1609 г., принимая во внимание и господский интерес, он в более подробном развитии постановленного им общего правила допустил одно исключение из него, постановив, согласно с законом 1597 г., что родившиеся в холопстве дети кабального крепки отцову господину и без крепости, "по старине"; при этом царь признал в принципе и давность, которая, несколько месяцев спустя, и была восстановлена согласно с тем же законом. Наконец, Уложение или более раннее узаконение, в него вошедшее, нашло комбинацию, установившую формальное согласие между всеми этими интересами: приняв очень короткий срок давности, оно постановило, что дети кабального, прожившие "многие годы безкабально" во дворе отцова господина, где родились, обязаны давать ему на себя кабалы. Этим Уложение признало, что рождение в кабальном холопстве само по себе не делает холопом, но им делает давность житья в господском дворе; а так как сын кабального, свободный в минуту рождения, обыкновенно становился многолетним жильцом господского двора, прежде чем мог жить на воле, то юридическим основанием кабальной старины, по Уложению, была давность добровольного бескабального холопства, создаваемая естественной необходимостью и только закрепляемая кабалой. Так переломилась докладная старина, отразившись в кабальном холопстве: здесь она уже никогда не переходила в полную, но и старина укороченная, потомственная без наследственности, получила другое юридическое основание, держалась не на потомственности, а на давности бескабальной службы, имела чисто личный характер. Служба по такой старине обозначалась в кабалах XVII в. лаконической формулой: служить по старинному кабальному холопству отца своего, т. е. по старинному холопству, унаследованному от кабального отца. Согласно с личным характером кабальной старины, сын кабального звал себя старинным человеком только того господина, во дворе которого родился; давая ему кабалу на себя, он говорил, что бьет челом государю своему во двор по старине, переходя от него по новой кабале к его сыну, называл себя старинным послуживцем не его, а отца его.
Эти последствия закона 1597 г. произвели важную перемену во владении кабальными людьми и их семьями: прежде оно передавалось наследникам по праву, хотя часто бывало пожизненным по воле господ; потом оно стало пожизненным по праву, хотя часто переходило к наследникам по воле холопов. Прибавив к сказанному статью Уложения, по которой служилые кабалы могли давать на себя люди не моложе 15 лет, тогдашнего термина зрелости, можно так выразить основные черты кабального холопства в его законченном юридическом складе: это было простое личное обязательство взрослого вольного человека служить господину, прекращавшееся юридически смертью последнего, не переносимое ни с той, ни с другой стороны на другие лица и только разделяемое с отцом родившимися в холопстве детьми холопа, но не в силу потомственности холопства, а в силу давности бескабальной службы и притом с обязанностью закрепить эту давность особой кабалой. Освобождение служилой кабалы от долговой примеси изменило и ее прежнюю форму заемного обязательства. Эта форма Господствовала до самого Уложения и несколько времени после его издания, становясь все более условной, фиктивной. До Уложения кабалы писались в 2, 3 и 4 руб. на каждую холопью голову; Уложение приняло однообразную норму -- 3 руб., чтобы в платеже пошлин согласить безденежные холопьи крепости, за которые еще по первому Судебнику взимали с головы по 3 алтына, с теми денежными обязательствами, по которым платили пошлины с рубля по алтыну. Но заем только писался в кабале, чтобы не нарушать привычной формы крепости: в некоторых новгородских кабалах 1650 г. холопы откровенно признаются, что они заняли деньги у государей своих "с одное пословицы", т. е. как принято писать в кабалах, а не на самом деле. Точно так же Уложение прямо высказало основное условие кабального холопства, что "всяких чинов людем холопи крепки по кабалам по смерть бояр своих". Но из многих сотен известных нам служилых кабал с фиктивным или действительным займом, писанных до 1649 г. и после, только в двух, составленных в 1647 и 1674 гг., встречаем прямое заявление холопов, что они дают на себя служилую кабалу своему государю "по его живот" или обязуются служить ему за рост "по его век". Отсюда служилые кабалы и служившие по ним холопы получили название вечных, т. е. пожизненных, данных или отдавшихся господам по их век; это название уже знакомо Уложению и Котошихину. Самая поздняя нам известная кабала с займом относится к 1677 г. С 1680 г. встречаем служилые кабалы, составленные по новой, более простой форме: вольный человек, не говоря о займе, писал, что он бил челом такому-то в служилое холопство и служилую кабалу дает на себя ему волею своею: "И служити мне у государя своего во дворе в холопстве по его живот"16. Впрочем, служилые крепости без займа, как сейчас увидим, появились гораздо раньше 1680 г., еще до Уложения, только они в то время не назывались служилыми кабалами.
Когда служилая кабала утратила характер заемно-служилого обязательства, для таких обязательств выработался особый род крепостей, получивших название жилых, или житейских, записей. Все известные доселе жилые записи относятся к XVII или к самому началу XVIII в., и трудно решить, употреблялись ли они в XVI в. Можно только сказать, что до закона 1597 г. в них не было юридической надобности. Этими записями скреплялись обязательства, условия которых не соответствовали формам и обычаям служилой кабалы, а до конца XVI в. сама эта кабала не выработала точно определенных законом или обычаем форм и условий. Так, из закона 1608 г. узнаем, что в начале XVII в. были в ходу записи, по которым вольные люди обязывались служить господам "до своего живота". Древнерусскому кабальному праву была противна идея холопства по смерть холопа: юридическими условиями, которые могли прекращать холопскую зависимость, оно признавало смерть или волю господина; когда не было ни того, ни другого условия, обязательство холопа и по смерти его оставалось на детях, закабаленных им вместе с собою или родившихся в холопстве; условия политические, измена господина и плен холопа, действовали в исключительных случаях. Закон 1608 г. запрещает такие пожизненные записи, предписывая записи срочные, на определенное количество лет17. Незадолго до Уложения, когда служилые кабалы еще сохраняли прежнюю заемную форму, житейские записи являются предшественницами позднейших "вечных" служилых кабал без займа; в новгородской, кабальной книге 1647 г. помещена житейская запись, в которой "послуживец" подьячего, после его смерти оставшийся жить во дворе его вдовы, без займа бьет челом последней "во двор служить до ея смерти". Со времени Уложения, которое признало служилую кабалу действительной только до смерти господина, а кабальный заем фиктивным, и жилою записью согласно ее первоначальному отношению к кабале стали закреплять обязательства, устанавливавшие личную зависимость на условиях, которые не соответствовали изменившемуся значению кабалы. Главное различие заключалось в самом; источнике зависимости по той и другой крепости.
Зависимость по кабале вытекала из простого уговора о личной, службе, без оговоренного прямо действительного вещного основания, т. е. вознаграждения за службу, которое, как последствие службы, разумелось само собою и определялось волей, господина. В записи, напротив, вендам, основание, всегда на первом плане, а служба или работа является его последствием; таким основанием служили денежный нефиктивный заем, ссуда хлебом и скотом, наемная плата с содержанием или одно содержащие, прокорм с одеждой; в иных записях особенно точно определялось, какую одежду обязан хозяин давать своему работнику. Это различие очень явственно обозначено Уложением; повторяя закон царя Ивана об исках по кабалам за рост, служит, оно, поправляя устарелую терминологию, называет уже эти крепости записями за рост служили18. С указанным, главным, различием связаны были и другие, особенности записи. Кабалу мог давать на себя только взрослый человек и притом "своею волею", за исключением известных случаев давности бескабальной службы; в неволю по записи отдавались и несовершеннолетние по воле родителей, дядей, или старших братьев. Кабала писалась, на имя одного господина; записи могли быть совместные, на имя отца с детьми, мужа с женой, двух братьев. Кабала крепила холопа по смерть господина; владение, по записи также могло продолжаться по уговору до смерти владельца, могло быть и срочным, "на урочные лета", и бессрочным с обязательством для крепостного служить не только хозяину, но и его жене и детям. Все эти особенности, отличавшие кабалу от записи, можно назвать юридическими в тесном смысле, относящимися к области гражданского права. Законодательство присоединило к ним и особенности политические, которыми определялись общественные состояния лиц, имевших право как принимать, так и вступать в крепостную зависимость по кабале и по записи. В XVI в. люди всех состояний, даже холопы, могли держать у себя кабальных слуг, но уже Судебник 1550 г. стеснил право вступать в кабалу, запретив это служилым государевым людям и их сыновьям, не получившим отставки. В XVII в. законодательство, сделав это запрещение безусловным, распространило его и на тяглых людей, городских и сельских. Разумеется, не вступали в кабалу духовные лица, но по кабалам XVII в. видно, что сыновья и дочери священников и других церковнослужителей часто вступали в холопство. Ограничен был и круг лиц, имевших право владеть кабальными холопами: этого права лишены были священники, диаконы и причетники церковные (но протопопы и протодиаконы по Уложению сохранили его), тяглые посадские люди и крестьяне, монастырские служки и холопы служилых людей. Владение по жилой записи имело более широкий круг действия, оставалось доступно не только тем, кто сохранил право кабального владения, но и тем, кто потерял это право. Точно так же за тяглыми людьми удержано по Уложению право отдавать в услужение нетяглым людям по жилым записям живших при них детей, братьев и племянников, а на практике, как видно по жилым записям конца XVII в., в такое услужение вступали и сами тяглые люди. От неодинаковых сочетаний столь разнообразных условий жилой зависимости происходило различие ее видов, выражавшееся в разнообразии самих записей. Всего удобнее обозначить эти виды по разрядам записей, а записи распределить по их основному признаку, способу вознаграждения за работу, применяясь к их собственной терминологии. 1) Записи за рост служит. Они, кажется, были очень редки: со времени Уложения самая мысль о службе за рост как источнике зависимости уже исчезала. Запоздалым образчиком такой крепости является акт 1694 г., которым вольный человек, занявший на 2 месяца 50 руб. у князя Волховского, обязался жить у него и работать до срока и в случае неуплаты долга в срок продолжать жить у князя, его жены и детей "до расплаты". Это, очевидно, -- прикрытое бессрочное обязательство "за рост служити по вся дни", условиями своими всего ближе подходящее к тому значению, какое имела служилая кабала до закона 1597 г.: оно и названо "заемной кабалой". 2) Заемные заживные, которыми заемщики обязывались работать на хозяев до их смерти или урочные лета "в зажив", погашая долг работой. Эта была господствующая форма жилой записи, соответствовавшая служилой кабале, созданной или утвержденной законом 1597 г.: такие записи иногда и назывались "заимными жилыми кабалами". К ним можно причислить и записи за скупные деньги. Это обязательства, по которым несостоятельные должники, выкупленные с правежа, служили своим новым кредиторам, иногда и их женам и детям; по словам Котошихина, эта служба была вечная, т. е. бессрочная, прекращавшаяся смертью господина или продолжавшаяся при его жене и детях, его переживших, "по их век". 3) Жилые ссудные, называвшиеся так в отличие от заемных потому, что основанием зависимости по ним служил не денежный заем, а ссуда вещами, скотом, хлебом, платьем. Они имели тесную юридическую связь с ссудными крестьянскими записями, и потому о них речь еще впереди. 4) Наемные отживные, отличавшиеся от заемных тем, что работник получал плату не вперед в виде займа, а "на отживе, как годы отживал" обыкновенно с условием, чтобы хозяин, отпуская его по истечении срока, одел и обул его по силе; потому эти записи давались всегда на урочные лета. 5) Житейские и данные вечные без займа. Котошихин говорит: "Кто холоп кому бьет челом во двор, дают на того холопа вечные служилые кабалы и данные и на урочные годы записи". В записных холопьих книгах незадолго до Уложения встречаем житейские записи вольных людей с обязательством служить господам до их смерти и данные на детей с тем же условием, те и другие без займа, подобно позднейшим служилым кабалам, от которых первые отличались лишь тем, что давались и посадским торговым людям, не имевшим права владеть холопами по служилым кабалам, а вторые еще и тем, что давались на недорослей по воле родителей, а не взрослыми добровольно. По этим записям люди не зарабатывали долга и не нанимались на службу за условленную плату, а шли в работу "за прокорм", как выразилось Уложение19. 6) Закладные. Олеарий, воспроизводя московские отношения первой половины XVII в., пишет, что несостоятельные должники могли за долги закладывать кредиторам своих детей, зачитывая по 10 талеров в год за работу сына и по 4 талера за работу дочери. Сибирские служилые люди, жалуясь в 1635 г. на дороговизну, писали, что рожь берут они в долг под кабалы по 4 руб. четверть и "в тех кабалах закладывают жен и детей"20. Нам известна только одна закладная 1679 г. на жену за 21 руб. на 12 лет, и та дана на Вилюе некрещеным якутом, а для некрещеных инородцев закон допускал большие отступления в крепостном праве. Зато закладные на детей во второй половине XVII в., были очень обычным явлением; они давались на 5 лет или более даже на детей тяглых людей вопреки Уложению, которое запретило давать на них записи более чем на 5 лет; незадолго до издания Уложения бывали даже крепости с характером закладных, по которым дети обязывались за долги отцов служить до смерти кредиторов.. По ни тем, ни другим канцелярский крепостной язык не давал в XVII в. названия закладных: первые назывались просто записями или жилыми записями, вторые -- данными. Разнообразие условий, выразившееся в перечисленных видах жилой записи, было следствием юридической природы жилого холопства. Все эти условия можно свести к двум отличительным свойствам жилой зависимости: 1) она устанавливалась вполне свободным уговором, не стесняемым в своих условиях точными законными нормами; 2) сравнительно с кабалой она имела еще более личный характер, без всякой примеси наследственности владения и потомственности службы. Оберегая в кабале характер личного обязательства, закон, однако, обставлял ее условиями, стеснявшими лицо, благодаря которым кабальная зависимость иногда падала и на детей холопа не по воле отца, а по закону, "по старине". В жилом холопстве при его вещном основании незаметно и следа старины: зависимость могла распространиться с отца на детей и дальнейшие поколения, могла падать на детей и без отца, могла продолжаться после хозяина, при его жене и детях, но во всех случаях по воле отца, а не по закону. Может быть, поэтому ни в Уложении, ни в самих записях жилая зависимость не называется холопством, а господин носит в записях звание хозяина, а не государя. Но это было настоящее крепостное холопство по праву. Уложение точно отличает жилую запись вместе со служилой кабалой от простой наемной записи, как крепость в полном смысле от обязательства, которое не делало крепостным. Котошихнн прямо называет жилого слугу холопом21. Власть хозяина по жилой записи одинакова с государской по кабале: слуга обязуется жить у хозяина "в послушании и покорении и всякая работа работать", дает ему право "смирять его, слугу, всяким смирением за вину и от всякого дурна унимать", даже отказывается от права жаловаться за это государю-царю и "собину копить", т. е. приобретать собственность на службе22.
Юридические элементы, входившие в состав изученных видов холопства, можно перечислить в таком порядке: продажа лица, заем, наем, прокорм, безусловная зависимость, старина потомственная и наследственная (полная), старина потомственная без наследственности (докладная) и старина по давности (кабальная), юридическая неразрывность семьи холопа, служба бессрочная, по смерть господина или на урочные лета по личному уговору или по воле родителей. Разбирая сочетания, в каких эти элементы составляли каждый вид, можно изобразить древнерусское крепостное холопство в такой схеме: полное слагалось из продажи лица, безусловной зависимости и полной старины, докладное -- из продажи лица, службы по уговору до смерти господина, юридической неразрывности семьи и старины докладной, иногда и полной, кабальное XVI в. -- из займа, службы по уговору на год, обыкновенно продолжавшейся до смерти господина или бессрочно, нераздельности семьи холопа и старины докладной или полной, кабальное XVII в. -- из займа или найма, службы по уговору до смерти господина, юридической неразрывности семьи холопа и старины кабальной, жилое -- из займа, найма или прокорма, из службы по личному уговору или по воле родителей до смерти хозяина или на урочные лета.
Крепостное право на крестьян было новым сочетанием тех же элементов, приноровленным к экономическому и государственному положению сельского населения.
