В Подмосковье судят фермера, выпускающего собственные деньги

В городском суде подмосковного Егорьевска началось рассмотрение по существу иска о запрете введенных в оборот местным фермером Михаилом Шляпниковым суррогатных денег. Они называются колионами — по названию деревни Колионово, где фермер ведет свое хозяйство. Шляпников клянется, что колионы — это просто игра для него и для друзей. Предприниматель не платит колионами зарплату своим работникам, не расплачивается ими в магазинах и никого не принуждает ими пользоваться. Однако прокуратура, подавшая иск, Центробанк и налоговая инспекция хором утверждают, что Шляпников нарушает Конституцию, Налоговый и Гражданский кодексы, а также ряд федеральных законов — например, закон «О Центральном банке».

Специальный корреспондент «Медузы» Андрей Козенко посетил увлекательное судебное заседание. «Не понимаю, что тут происходит, — жаловался зашедший в суд в тесном кольце журналистов федеральных телеканалов Шляпников. — Куда идти-то? Я в суде первый раз в жизни… Наверное, прокурор перевозбудился и этот иск подал». «Ты, Миша, заноза, гвоздь. Мозоль ты для местных властей, — отвечал пришедший вместе с ним его друг Юрий Боженов. — Думаю, заказали против тебя дело». «Так тогда, наверное, наркотики бы подбросили, — неуверенно отвечал Шляпников. — Даже не представляю, что и судья-то сейчас скажет». «Вот увидишь, пришьют тебе советскую 58-ю (контрреволюционная деятельность — прим. „Медузы“)», — обнадеживал фермера его товарищ. Телевизионщики как завороженные переводили микрофоны от одного говорившего к другому. Впрочем, дело Шляпникова не политическое, а, скорее, экономическое. Он выпустил в оборот суррогатные деньги, назвав их колионами — по названию деревни Колионово восточнее Егорьевска (Московская область), там расположено хозяйство фермера. Колионы напечатаны на фотографической бумаге, они односторонние. Номинал — 1, 3, 5, 10, 25 и 50 колионов. Деньги разноцветные, на них изображены какие-то деревья, а рядом с ними — надпись «Билет является собственностью казны Колионово. Не подлежит инфляции, девальвации, стагнации и прочей фальсификации. Не является средством обогащения и спекуляции. Обеспечен собственными ресурсами Колионово. За подделку можно и того…» Это не первый экстравагантный поступок фермера Шляпникова. Еще в 2010 году он получил известность как борец с торфяными пожарами, действующий без помощи властей — потом Шляпников хвастал в интервью Esquire, что на него хотели завести дело за то, что он сверг сельсовет в своей деревне — обвиняли чуть ли не в подрыве конституционного строя, но потом все стихло. Еще Шляпников ввел, по сути, въездные визы для районных чиновников, желавших посетить его хозяйство. В перечне документов на «визу» фигурировала справка от психиатра. Теперь фермер придумал свои деньги.

Местная власть Шляпникова ненавидит. «И сколько же вы этого добра выпустили?» — спрашиваю я фермера. «Тысяч шесть-восемь», — не дает уверенного ответа Шляпников (в нескольких других СМИ фигурировали 20 тысяч колионов). «И сколько это в рублях?» — уточняю. «В рублях — не знаю, — говорит фермер. — В картошке могу точно сказать — полторы тонны». «50 колионов — это гусь!» — неожиданно вмешивается в разговор друг фермера Боженов. А Шляпников начинает разъяснять, что колионы им придуманы не как дополнительные деньги, а как элемент бартера, которым он постоянно занимается с соседями — всего их около ста человек: это другие фермеры, а также москвичи, у которых в соседних деревнях есть дома. К примеру, одалживает человек денег на бак топлива, а взамен получает не рубли, а 20 колионов. Потом предъявляет этот суррогат должнику и берет у него, к примеру, курицу или еще что-то эквивалентное. Своим работникам фермер платит зарплату в рублях. Шляпников не скрывает, что хотел бы применять колионы шире, но побаивается. «Государство денег не дает, только бешеные кредиты предлагает, — жалуется он. — А так я кредитовал бы сам себя. Не понимаю я, в чем меня обвиняют».

Помощник городского прокурора Николай Хребет, защищающий иск в суде, разъяснил фермеру, в чем его обвиняют. По его словам, единственной денежной единицей в России по Конституции является рубль. Финансовую политику в стране определяет Центробанк. Колионы же никаким законам не соответствуют, поэтому должны быть запрещены, изъяты из оборота и уничтожены. К одному из документов у прокурора скрепкой аккуратно была прикреплена купюра в пять колионов. Третьей стороной по делу выступает Центробанк. При этом прокурор сказал, что представитель ЦБ прямо сейчас едет в суд, поэтому ему надо дать возможность выступить — но не как третьей стороне, как значится в документах суда, а как независимому эксперту. В любом другом суде выступление одного и того же человека в разных качествах сошло бы за грубое процессуальное нарушение, но не здесь — судья удовлетворила просьбу прокурора. Шляпников, пришедший в суд без адвоката, был явно не в курсе таких тонкостей и не возразил. «Я только одного не могу понять: кто от моих действий пострадал-то, — обратился он к прокурору. — Центробанк? Россия? Группа граждан? Я не понимаю, как мои личные расписки превратились в какой-то там денежный суррогат!» Шляпников поведал, что он — простой честный фермер, который любит пошутить. Колионы для него — это игра. Как платежное средство они не использовались, ликвидностью не обладают, степеней защиты не имеют. «Зарплаты, налоги, а также взятки ими не заплатишь. В сельпо или автолавке спичек не купишь. Не может крестьянин развалить банковскую систему», — настаивал он. Затем фермер принялся обличать. Он обвинил прокуратуру в том, что она защищает интересы не России, а коммерческих банков, которые бросили село и дают «удушающие» кредиты. Прокурор был явно задет и попросил дать ему возможность возразить.

С процессуальной точки зрения это тоже выглядело небезупречно, но суд все больше начинал походить на шоу, и слово Николай Хребет все же получил. «Если кто-то захочет вернуть долг, а вы не захотите его отдавать, то законно у вас взыскать ничего не получится. Все на репутации и вашем добром имени держится, но с законодательной точки зрения этого недостаточно, — горячился он. — Колионы ваши представляют угрозу единству платежной системы и политике ЦБ. И так в условиях экономического кризиса находимся, а вы все усугубляете!» В зал пригласили первого свидетеля. Юрий Титов по профессии механик, живет в Москве, а в Егорьевском районе у него дом. Он рассказал, что однажды одолжил Шляпникову солярку, а взамен получил 50 колионов. Свидетель настаивал, что это не был договор между предпринимателями, а просто отношения между физическими лицами, и кому какая разница, кто чем обменивался. Прокурор заинтересовался, на какую сумму свидетель одолжил солярку. Тот сказал, что примерно на две тысячи рублей. Таким образом суд выяснил, что один колион стоит примерно 40 рублей. Прокурор спросил, что же хотел свидетель забрать на свои 50 колионов. «Гуся, — отвечал, подумав, Титов. — Или курицу с яйцами». Прокурор поинтересовался, не переплачивает ли свидетель. «Гусь — он и весной гусь, и осенью гусь. Это вам не рубль — в начале года одно, в конце — другое», — холодно отвечал свидетель.

Прокурор не сдавался и предложил сравнить 50 колионов и стоимость гуся в магазине. «А качество деревенское?! Нет уж!» — вскричал свидетель. «Я увлекаюсь разведением перца и помидоров. Выращиваю пепперони, например. В магазинах-то он сколько стоит, знаете? Вот! А у меня свое. Заказал семена на E-bay из Израиля, насадил рассаду», — хвастался теперь уже в качестве свидетеля Юрий Боженов. Зал, заполненный преимущественно москвичами, внимал, затаив дыхание. А Боженов рассказывал, что бартер для него — обычное дело. Он соседу даст рассаду, тот ему яиц куриных или новый сорт картошки под посадку. Шляпников же дал свидетелю две бумажки по 25 колионов каждая. Боженов взамен, как и механик Титов, планировал выручить гуся. «Почему обычную расписку не взяли?» — спрашивал прокурор. «Мише верю как себе», — парировал свидетель. «А иным лицам колионы случайно не передавали?» — зашел прокурор с неожиданной стороны. «Что?! Да это мой гусь! Кому это я его отдам!» — второй свидетель все увереннее шел по дорожке, проторенной Михаилом Паниковским. «А теперь у меня к прокурору есть вопросы, — безапелляционно сказал свидетель. — Когда шевелиться начнем? Когда начнем отвечать на письма из деревни Ларинское?» Что случилось в деревне Ларинское, узнать, к сожалению, не удалось.

Судья все же сказала, что по УПК свидетель может только отвечать на вопросы, а не задавать их. Про УПК никто не вспомнил, когда выяснилось, что следующий вышедший к трибуне свидетель сидел на протяжении всего заседания в зале суда — и слышал все предыдущие выступления. Вообще-то, допрашивать его после такого было не очень правильно. Но специалиста налоговой службы Егорьевска Татьяну Фомину, разумеется, выслушали. Она сказала, что реализация товаров является объектом налогообложения, а налоги платятся в рублях. Колионы же препятствуют правильной уплате налогов. «Так это же не субъект налогообложения, — взмолился автор колионов. — Вы же с общака воровского налоги не берете. И из кубышки у гражданина тоже не берете. Здесь-то я чем виноват?» Свидетельница хоть и выглядела сочувствующей, но стояла на своем. «Расцениваем как хозяйственные операции», — говорила она. Ее прервали две ворвавшиеся в зал женщины. Они тут же деловито начали раздавать судье, всем сторонам и журналистам бумаги. «Вы из Центробанка? Мы вас ждали», — настороженно произнесла судья. «Представляем союз коренных народов Руси, — отвечала одна из женщин. — Хотим иск подать!» Хохотал даже прокурор. «Я так поняла, что вы хотите вступить в процесс в качестве третьей стороны, — судья показала себя образцом невозмутимого человека. — Так давайте же паспорт». «Я не гражданка России», — произнесла одна из женщин.

Судья взялась за голову. «А давайте их включим в процесс — у них непонятно чего и у меня непонятно чего», — от души веселился Шляпников. Впрочем, даже беглое ознакомление с «иском» двух женщин показало, что такое вряд ли возможно. Только перечень стран, царицей или владычицей каковых является одна из женщин, занимал 15 строк. А в самом документе Шляпникова предлагалось освободить от ответственности «на основании наличия у него статуса „Человек“». Женщин даже не выгнали, просто попросили сидеть и вести себя тихо. Представитель Центробанка в суде так и не появлялся и на звонки не отвечал. Пришлось зачитать отзыв на иск, присланный из ЦБ. Там было все то же самое, что и в заявлении прокурора — колионы нарушают Конституцию и ряд федеральных законов. Составлявший документ специалист ЦБ счел необходимым заострить внимание суда на том, что «денежная единица России — рубль — состоит из ста копеек». Прокурор без специалиста из ЦБ суд продолжать не хотел и потребовал переноса заседания. «У меня посевная сорвана из-за прокуроров! У меня журналисты живут из-за всего этого. Давайте побыстрее закончим», — Шляпников буквально умолял и про журналистов говорил чистую правду (корреспондент «Комсомольской правды» в своем репортаже, например, сообщил, что фермер учил его сажать яблоню). «Может, и иск признаете? Быстро закончим», — попыталась подловить его судья, и Шляпников серьезно задумался. «Эй, эй, куда! Зачем! Нет!» — закричали с разных сторон его друзья. «Нет, я продолжу», — сдержался он.

«Жалеете вы ваши колионы», — усмехнулась судья и перенесла заседание на 18 июня. Шляпников, разумеется, не первый человек в России, придумавший суррогатные деньги. В начале 1990-х сотни граждан РФ печатали свою валюту — из-за инфляции и недостатка реальных денег. В качестве суррогатных денег использовались билеты финансовой пирамиды МММ; далеко за пределами региона были известны уральские франки — валюта так и не созданной Уральской республики. Такие дела редко доходят до суда, но и это иногда случается. Так, в 2013 году один из местных судов Башкирии запретил «шаймуратовки» — напечатанные местным предпринимателем деньги, тоже названные по имени башкирского населенного пункта. Решение было обжаловано в Верховном суде Башкирии — тот встал на сторону предпринимателя.

Источник: meduza.io