Такая работа

Животноводство Рейтинг: +1 Голосов: 1 1052 просмотра ⛳  Источник: http://lib.ru/natur/herriot/sozd...

"Нет, авторы учебников ничего об этом не писали", -- подумал я, когда очередной порыв ветра швырнул в зияющий дверной проем вихрь снежных хлопьев и они облепили мою голую спину. Я лежал ничком на булыжном полу в навозной жиже, моя рука по плечо уходила в недра тужащейся коровы, а ступни скользили по камням в поисках опоры. Я был обнажен по пояс, а талый снег мешался на моей коже с грязью и засохшей кровью. Фермер держал надо мной коптящую керосиновую лампу, и за пределами этого дрожащего кружка света я ничего не видел. Нет, в учебниках ни слова не говорилось о том, как на ощупь отыскивать в темноте нужные веревки и инструменты, как обеспечивать асептику с помощью полуведра еле теплой воды. И о камнях, впивающихся в грудь, -- о них тоже не упоминалось. И о том, как мало-помалу немеют руки, как отказывает мышца за мышцей и перестают слушаться пальцы, сжатые в тесном пространстве. И нигде ни слова о нарастающей усталости, о щемящем ощущении безнадежности, о зарождающейся панике. Я вспомнил картинку в учебнике ветеринарного акушерства. Корова невозмутимо стоит на сияющем белизной полу, а элегантный ветеринар в незапятнанном специальном комбинезоне вводит руку разве что по запястье. Он безмятежно улыбается, фермер его работники безмятежно улыбаются, даже корова безмятежно улыбается. Ни навоза, ни крови, ни пота -- только чистота и улыбки. Ветеринар на картинке со вкусом позавтракал и теперь заглянул в соседний дом к телящейся корове просто развлечения ради -- так сказать, на десерт. Его не подняли с теплой постели в два часа ночи, он не трясся, борясь со сном, двенадцать миль по оледенелому проселку, пока наконец лучи фар не уперлись в ворота одинокой фермы. Он не карабкался по крутому снежному склону к заброшенному сараю, где лежала его пациентка. Я попытался продвинуть руку еще на дюйм. Голова теленка была запрокинута, и я кончиками пальцев с трудом проталкивал тонкую веревочную петлю к его нижней челюсти. Моя рука была зажата между боком теленка и тазовой костью коровы. При каждой схватке руку сдавливало так, что не было сил терпеть. Потом корова расслаблялась, и я проталкивал петлю еще на дюйм. Надолго ли меня хватит? Если в ближайшие минуты я не зацеплю челюсть, теленка мне не извлечь... Я застонал, стиснул зубы и выиграл еще полдюйма. В дверь снова ударил ветер, и мне почудилось, что я слышу, как снежные хлопья шипят на моей раскаленной, залитой потом спине. Пот покрывал мой лоб и стекал в глаза при каждом новом усилии. Во время тяжелого отела всегда наступает момент, когда перестаешь верить, что у тебя что-нибудь получится. И я уже дошел до этой точки. У меня в мозгу начали складываться убедительные фразы: "Пожалуй, эту корову лучше забить. Тазовое отверстие у нее такое маленькое и узкое, что теленок все равно не пройдет". Или: "Она очень упитанна и, в сущности, мясной породы, так не лучше ли вам вызвать мясника?" А может быть, так: "Положение плода крайне неудачно. Будь тазовое отверстие пошире, повернуть голову теленка не составило бы труда, но в данном случае это совершенно невозможно". Конечно, я мог бы прибегнуть к эмбриотомии*: захватить шею теленка проволокой и отпилить голову. Сколько раз подобные отелы завершались тем, что пол усеивали ноги, голова, кучки внутренностей! Есть немало толстых справочников, посвященных способам расчленения теленка на части в материнской утробе. Но ни один из них тут не подходил -- ведь теленок был жив! Один раз ценой большого напряжения мне удалось коснуться пальцем уголка его рта, и я даже вздрогнул от неожиданности: язык маленького существа затрепетал от моего прикосновения. Телята в таком положении обычно гибнут из-за слишком крутого изгиба шеи и мощного сжатия при потугах. Но в этом теленке еще теплилась искра жизни, и, значит, появиться на свет он должен был целым, а не по кусочкам. Я направился к ведру с совсем уже остывшей окровавленной водой и молча намылил руки по плечо. Потом снова улегся на поразительно твердый булыжник, упер пальцы ног в ложбинки между камнями, смахнул пот с глаз и в сотый раз засунул внутрь коровы руку, которая казалась мне тонкой, как макаронина. Ладонь прошла по сухим ножкам теленка, шершавым, словно наждачная бумага, добралась до изгиба шеи, до уха, а затем ценой невероятных усилий протиснулась вдоль мордочки к нижней челюсти, которая теперь превратилась в главную цель моей жизни. Просто не верилось, что вот уже почти два часа я напрягаю все свои уже убывающие силы, чтобы надеть на эту челюсть ма * Ряд хирургических операций, состоящих в расчленении плода и удалении его по частям через естественный родовой путь. -- Здесь и далее примечания редактора. ленькую петлю, Я испробовал и прочие способы -- заворачивал ногу, зацеплял край глазницы тупым крючком и легонько тянул, -- но был вынужден вновь вернуться к петле. С самого начала все складывалось из рук вон плохо. Фермер, мистер Динсдейл, долговязый, унылый, молчаливый человек, казалось, всегда ожидал от судьбы какой-нибудь пакости. Он следил за моими усилиями вместе с таким же долговязым, унылым, молчаливым сыном, и оба мрачнели все больше. Но хуже всего был дядюшка. Войдя в этот сарай на холме, я с удивлением обнаружил там быстроглазого старичка в шапке пирожком, уютно примостившегося на связке соломы с явным намерением поразвлечься. -- Вот что, молодой человек, -- заявил он, набивая трубку.-- Я мистеру Динсдейлу брат, а ферма у меня в Листондейле. Я положил свою сумку и кивнул. -- Здравствуйте. Моя фамилия Хэрриот. Старичок хитро прищурился: -- У нас ветеринар мистер Брумфилд. Небось, слышали? Его всякий знает. Замечательный ветеринар. А уж при отеле лучше никого не найти, Я еще ни разу не видел, чтобы он спасовал. Я кое-как улыбнулся. В любое другое время я был бы только рад выслушать похвалы по адресу коллеги -- но не теперь, нет, не теперь. По правде говоря, его слова отозвались в моих ушах похоронным звоном. -- Боюсь, я ничего не слышал про мистера Брумфилда,-- ответил я, снимая пиджак и с большой неохотой стаскивая рубашку.-- Но я тут недавно. -- Не слышали про мистера Брумфилда! -- ужаснулся дядюшка.-- Ну так это вам чести не делает. В Листондейле им не нахвалятся, можете мне поверить! -- Он негодующе умолк, поднес спичку к трубке и оглядел мой торс, уже покрывавшийся гусиной кожей. -- Мистер Брумфилд раздевается, что твой боксер. Уж и мускулы у него -- загляденье! На меня вдруг накатила волна томительной слабости, ноги словно налились свинцом, и я почувствовал, что никуда не гожусь. Когда я принялся раскладывать на чистом полотенце свои веревки и инструменты, старичок снова заговорил: -- А вы-то давно практикуете? -- Месяцев семь. -- Семь месяцев! -- Дядюшка снисходительно улыбнулся, придавил пальцем табак и выпустил облако вонючего сизого дыма.-- Ну важнее всего опыт, это я всегда говорю. Мистер Брумфилд пользует мою скотину десять лет, и он в своем деле мастак. К чему она, книжная-то наука? Опыт, опыт, вот в чем суть. Я подлил в ведро дезинфицирующей жидкости, тщательно намылил руки до плеч и опустился на колени позади коровы. -- Мистер-то Брумфилд допрежь всегда руки особым жиром мажет,-- сообщал дядюшка, удовлетворенно посасывая трубку.-- Он говорит, что обходиться только мылом с водой никак нельзя: наверняка занесешь заразу. Я провел предварительное обследование. Это решающий момент для любого ветеринара, когда его призывают к телящейся корове. Еще несколько секунд -- и я буду знать, надену ли я пиджак через пятнадцать минут, или мне предстоят часы и часы изнурительного труда. На этот раз все оказалось даже хуже, чем можно было ожидать: голова плода обращена назад, а моя рука сдавлена так, словно я обследую телку, а не корову, телящуюся во второй раз. И все сухо -- "воды", по-видимому, отошли уже несколько часов назад. Она паслась высоко в холмах, и схватки начались за неделю до срока. Вот почему ее и привели в этот разрушенный сарай. Но как бы то ни было, а в постель я вернусь не скоро. -- Ну и что же вы обнаружили, молодой человек? -- раздался пронзительный голос дядюшки. -- Голова назад повернута, а? Так, значит, особых хлопот вам не будет. Мистер Брумфилд с ними запросто расправляется: повернет теленка и вытаскивает его задними ногами вперед, я сам видел. Я уже успел наслушаться подобной ерунды. Несколько месяцев практики научили меня, что все фермеры -- большие специалисты, пока дело касается соседской скотины. Если заболеет их собственная корова, они тут же бросаются к телефону и вызывают ветеринара, но о чужой рассуждают как знатоки и сыплют всяческими полезными советами. И особенно меня поразило, что к таким советам прислушиваются с куда большим интересом, чем к указаниям ветеринара. Вот и теперь Динсдейлы внимали разглагольствованиям дядюшки с глубоким почтением -- он явно был признанным оракулом. -- А еще, -- продолжал мудрец, -- можно собрать парней покрепче, с веревками, да разом и выдернуть его, как там у него голова ни повернута. Продолжая свои маневры, я прохрипел: -- Боюсь, в таком тесном пространстве повернуть всего теленка невозможно. А если его выдернуть, не выправив положения головы, таз коровы будет обязательно поврежден. Динсдейлы ухмыльнулись: они явно считали, что я увиливаю, подавленный превосходством дядюшки. И вот теперь, два часа спустя, я готов был сдаться. Два часа я ерзал и ворочался на грязном булыжнике, а Динсдейлы следили за мной в угрюмом молчании под нескончаемый аккомпанемент дядюшкиных советов и замечаний. Красное лицо дядюшки сияло, маленькие глазки весело блестели -- давно уже ему не доводилось так отлично проводить время. Конечно, взбираться на холм было куда как нелегко, но оно того стоило. Его оживление не угасало, он смаковал каждую минуту. Я замер с зажмуренными глазами и открытым ртом, ощущая коросту грязи на лице. Дядюшка зажал трубку в руке и наклонился ко мне со своего соломенного трона. -- Выдохлись, молодой человек, -- сказал он с глубоким удовлетворением. -- Вот чтоб мистер Брумфилд спасовал, я еще не видывал. Ну да он человек опытный. К тому же силач силачом. Уж он-то никогда не устает. Ярость разлилась по моим жилам, как глоток неразбавленного спирта. Самым правильным, конечно, было бы вскочить, опрокинуть ведро с бурой водой дядюшке на голову, сбежать с холма и уехать -- уехать навсегда, подальше от Йоркшира, от дядюшки, от Динсдейлов, от их проклятой коровы. Вместо этого я стиснул зубы, напряг ноги, нажал из последних сил и, сам себе не веря, почувствовал, как петля скользнула за маленькие острые резцы в рот теленка. Очень осторожно, затаив дыхание, я левой рукой потянул тонкую веревку, и петля под моими пальцами затянулась. Наконец-то мне удалось зацепить эту челюсть! Теперь я мог что-то предпринять. -- Возьмите конец веревки, мистер Динсдейл, и тяните, только ровно и не сильно. Я отожму теленка назад, и, если вы в это время будете тянуть, голова повернется. -- Ну а как веревка соскользнет? -- с надеждой осведомился дядюшка. Я не стал отвечать, а прижал ладонь к плечу теленка, надавил и почувствовал, как маленькое тельце отодвигается вглубь против волны очередной схватки. -- Тяните, мистер Динсдейл, только ровно, не дергая,-- скомандовал я, а про себя добавил: "Господи, только бы не соскользнула, только бы не соскользнула!" Голова поворачивалась! Вдоль моей руки распрямлялась шея, вот моего локтя коснулось ухо. Я отпустил плечо и ухватил мордочку. Оберегая стенку влагалища от зубов малыша, я вел голову, пока она не легла на передние ноги, как ей и полагалось. Тут я торопливо ослабил петлю и передвинул ее за уши. -- А теперь, как только она натужится, тяните за голову! -- Да нет, за ноги надо тянуть! -- крикнул дядюшка. -- Тяните за голову, черт вас дери! -- рявкнул я во всю глотку и с радостью заметил, что дядюшка оскорбление вернулся на свою солому. Вот показалась голова, за ней без труда выскользнуло туловище. Теленок лежал на булыжнике неподвижно. Глаза у него остекленели, язык был синий и распухший. -- Сдох, конечно! -- проворчал дядюшка, возобновляя атаку. Я очистил рот теленка от слизи, изо всех сил подул ему в горло и принялся делать искусственное дыхание. После трех-четырех нажатий теленок судорожно вздохнул, и веки его задергались. Скоро он уже начал дышать нормально и пошевелил ногой. Дядюшка снял шапку и недоверчиво поскреб в затылке. -- Жив, скажите на милость! А я уж думал, что он не выдержит: сколько же это вы времени возились! Тем не менее пыл его поугас, зажатая в зубах трубка была пуста. -- Ну вот что теперь требуется малышу, -- сказал я, ухватив теленка за передние ноги и подтащил к морде матери. Корова лежала на боку, устало положив голову на булыжник, полузакрыв глаза, ничего не замечая вокруг, и тяжело дышала. Но стоило ей почувствовать возле морды тельце теленка, как она преобразилась: глаза ее широко раскрылись и она принялась шумно его обнюхивать. С каждой секундой ее интерес возрастал: она перекатилась на грудь, тычась мордой в теленка и утробно урча, а затем начала тщательно его вылизывать. В таких случаях сама природа обеспечивает стимулирующий массаж, и под грубыми сосочками материнского языка, растиравшими его шкурку, малыш выгнул спину и минуту спустя встряхнул головой и попытался сесть. Я улыбнулся до ушей. Мне никогда не надоедало вновь и вновь быть свидетелем этого маленького чуда, и, казалось, оно не может приесться, сколько бы раз его ни наблюдать. Я попытался соскрести с кожи присохшие кровь и грязь, но толку было мало. Туалет придется отложить до возвращения домой. Рубашку я натягивал с таким ощущением, словно меня долго били толстой дубиной. Все тело болело и ныло. Во рту пересохло, губы слиплись. Возле меня замаячила высокая унылая фигура. -- Может, дать попить? -- спросил мистер Динсдейл. Корка грязи на моем лице пошла трещинами от благодарной улыбки. Перед глазами возникло видение большой чашки горячего чая, щедро сдобренного виски. -- Вы очень любезны, мистер Динсдейл, я с удовольствием выпью чего-нибудь горяченького. Это были нелегкие два часа. -- Да нет, -- сказал мистер Динсдейл, не отводя от меня пристального взгляда, -- может, дать корове попить? -- Ну да, конечно, разумеется, конечно, -- забормотал я.-- Обязательно дайте ей попить. Я собрал свое имущество и, спотыкаясь, выбрался из сарая. Снаружи была темная ночь, и резкий ветер швырнул мне в глаза колючий снег. Спускаясь по темному склону, я в последний раз услышал голос дядюшки, визгливый и торжествующий: -- А мистер Брумфилд против того, чтобы поить после отела. Говорит, что эдак можно желудок застудить.

Комментарии (2)
olejik #
27 декабря 2013 в 05:07 Рейтинг: 0
Спасибо, с удовольствием почитали всей семьей. У нас тоже всякое бывало: и телят выдергивали, и послед отделять приходилось. Обходились, правда, своими силами. Я с сыном держу корову, а жена манипулирует. Ветеринаров, работающих с КРС, в нашем районе не осталось - только собачники-кошатники. А самое главное - это не затягивать время.
seva #
27 декабря 2013 в 05:41 Рейтинг: +2
Первые 15 лет своей трудовой деятельности я этим занимался очень часто...с той разницей, что условия ,порой, были еще хуже...но после завершения работы наливали обязательно... laugh будь то ферма или частный двор...сельские врачи,при любом затруднении,вызывали нас с района... случись чего, на районных никто не наедет. И мы делали это добросовестно и с удовольствием...Это особое чувство, когда теленок, еще не полностью вышедший из родовых путей, уже смотрит на тебя красивыми глазищами... С Днем Рождения милый...

***

Популярное в блогах

Как я прошедшим летом скважину бурил...
Sibroy
Появился у меня в начале прошедшего лета новый знакомый, бывший начальник местной нефтебазы.Сейчас на пенсии...Приехал мёда купить,разговорились,посетовал я ему о своей проблеме с водой,далеко...
21 комментарийРейтинг: +6    Просмотров: 156895
Как посеять сорго и связать веник.
Vl Ot
21 декабря 2016 в: Сегодня...
Щелкните, чтобы увидеть оригинал. Сорго теплолюбивая, засухоустойчивая культура. Семена всходят, когда почва прогреется до 10 С. Почву для посева, я подготавливал разными способами....
38 комментариевРейтинг: +6    Просмотров: 67382
Вербное... крещение )))
Vl Ot
17 января 2017 в: Сегодня...
В прошлом году сережки на вербе я обнаружил и сфотографировал 14 февраля, в аккурат на день святого Валентина ))) В этом - верба распустилась ДО КРЕЩЕНСКИХ МОРОЗОВ! Набухшие почки я заметил сразу...
20 комментариевРейтинг: +6    Просмотров: 54807
RSS-лента