Перед началом реформ Столыпина надворная перепись 1902 г. свидетельствует, что безлошадных крестьянских хозяйств в Ярославской губернии было 35,2%, а без наделов земли было уже 7,3% хозяйств. Последняя цифра говорит о полном разорении крестьянского двора. В 1902 г. на отхожие промыслы ушло 202 тыс. крестьян, в основном это было мужское население – именно такое количество паспортов было выдано. Такая цифра говорит о том, что фактически 25% крестьянских хозяйств не справлялись с нуждой, не могли прокормиться на земле. Общая доходность десятины (1,09 га) составляла всего 4 рубля.
Какой образ рисовала вся демократическая пресса в отношении бедняка – лентяй, пропойца, не хотел и не умел работать. Не забыли еще эти демократические побасенки? Получается, что в Ярославской губернии среди крестьян таковых было – каждый третий! Но в кого превращался любой справный хозяин, если у него градом побило посевы, заморозило ранними заморозками лен, снесло наводнением заготовленное сено? А градобития, ранние заморозки, наводнения в Ярославской губернии (до строительства Рыбинского водохранилища) были ежегодными. Об этом тоже есть сведения в земских справочниках-опросниках. Еще более тяжелые условия по подворной переписи 1902 г. были в Рыбинском уезде. Безлошадных крестьянских хозяйств – 5073 двора (41%), с одной лошадью – 6691 двор (54%), с двумя – 374 двора (3,1%), с тремя и более – 68 дворов.
А вот далее я стану называть цифры, от которых должно стать стыдно тем, кто посмел называть крестьян-бедняков лентяями. Стыдно было и мне, потому что целых два года, пока не стала учиться в ВЗФЭИ и не освоила статистику, я тоже пребывала с промытыми демократической прессой мозгами. Вдумайся, читатель, в эти цифры! Без земельных наделов в Рыбинском уезде в 1902 г. было 10% хозяйств, а не сеяли хлеб всего 7% хозяйств. Это же получается, что и безлошадные, и даже безнадельные крестьяне старались посеять хлеб?! Следовательно, как минимум 3% крестьян арендовали чужую землю и работали на чужой лошади, чтоб только посеять хлеб. А 38% крестьян арендовали чужую лошадку, чтоб посеять хлеб на своих десятинах земли! И как после этого какая-то оранжево-белоленточная либеральная публика смеет поганить трудягу-крестьянина, обвиняя его в лени?!
А дальнейшие цифры еще более укрепят вас, читатель, в мысли, что наше крестьянство вгрызалось в земельку до последнего и работало до седьмого пота. В том же Рыбинском уезде сделали перепись о размерах засеваемых наделов. Засевали: до одной десятины – 24% хозяйств; от 1 до 2 десятин – 33%; от 2 до 3 десятин – 19%; от 3 до 6 десятин – 12%.
А теперь попытаемся представить себе положение крестьянина без надела. За аренду земли он отдавал иногда половину урожая. А за аренду чужой лошади что он мог отдать? Только свой труд! И потому за чужую лошадку приходилось потрудиться в хозяйстве «крепкого хозяина».
Чтобы выявить уровень обеспеченности хлебом, в том же Рыбинском уезде было обследовано 3339 хозяйств. Большинству крестьянских хозяйств выращенного на собственном наделе хлеба хватало на 7 месяцев, то есть до Пасхи. Получается, что у крестьянина и с наделом, и с собственной лошадкой хлеба тоже не хватало. И только 10% крестьян обходились без покупного хлеба. Вот те самые «крепкие хозяева». Но вот только ли своим трудом они пахали, сеяли, убирали? Не за просто так отдавались внаем наделы и лошади. И не за просто так потом, после Пасхи, они ссужали односельчан хлебом до нового урожая. Больше половины крестьян покупали хлеб, но покупали хлеб не за деньги, а за свой труд. Получается, что у «крепкого хозяина» батрачило как минимум полдеревни.
Демократическая пресса никогда еще не называла цифру налогов крестьянина за надел. А царские налоги были поистине царскими. Как писал Михаил Павлович Чехов – инспектор Ярославской казенной палаты в течение 6 лет, брат великого Антона Павловича, крестьянин за десятину земли уплачивал налог 1 рубль 97 копеек. Это притом что доходность десятины (при благоприятных условиях) была вычислена в 4 рубля. Кто там орет про огромные налоги при Советской власти? Фактически уже половину урожая вынь да положь в царскую казну в виде налогов. Вот потому и не хватало хлеба своего даже у тех хозяйств, у которых и надел свой, и своя лошадка были. И к кому же опять-таки пойдет на поклон тот крестьянин-труженик, у которого хоть и лошадка есть, но и хлебца не хватает, да и налоги заплатить надо (подати, как тогда они именовались)? Правильно, он на поклон пойдет всё к тому же «крепкому хозяину». Так что про семь шкур с русского мужика не зря говорилось в дореволюционной прогрессивной свободолюбивой прессе, каковой она была до революции, в отличие от нынешних демократических времен.
С мужика драли именно семь шкур. А дворянин платил в царскую казну с десятины земли податей 2 копейки. Да-да, две копейки.
Так что те 3,1% крестьянских хозяйств, коим и хлеба хватало, и лошадок было больше, чем надо, были каплей в крестьянском море. Но они были очень устойчивы в экономическом отношении. Зададимся вопросом: почему? А потому что фактически это были коллективные хозяйства, но только батрацкого типа. В таких «крепких» хозяйствах трудилась за малым исключением почти вся деревня. За каждую арендованную десятину, за лошадку на пашню, за лошадку на уборку урожая, на перевозку дров, за хлеб от Пасхи до сентября, за ссуду на выплату податей… Так что товарными крестьянскими хозяйствами (что производили хлеб не только для самообеспечения, но и на продажу) и до революции были не фермерские, где трудится только семья крестьянина, а именно коллективные хозяйства батрацкого типа, а проще – кулацкие хозяйства.
И 90% крестьянских хозяйств Ярославской губернии хлеб не продавали, а наоборот покупали у «крепких мужиков» или у крупных землевладельцев, что переводили свои бывшие помещичьи усадьбы на капиталистический лад – применяли наемный труд батраков.
Предвижу возражения, что Ярославская губерния не показатель, так как находится в зоне рискованного земледелия. Но дело в том, что в зоне рискованного земледелия находилось 80% посевных площадей Российской империи.
Обратимся к свидетельству смоленского помещика А.Н. Энгельгардта. Смоленская губерния, где находилось имение Энгельгардта, имела более благоприятные условия для земледелия, но там уже с Рождества крестьяне начинали покупать степной (привозной) хлеб или покупали хлеб у местных помещиков. К концу весны хлеб покупали все крестьяне, у кого же денег не было, а по состоянию здоровья не могли идти в батраки (сильная конкуренция на найм), шли в «кусочки» – так называлась сложившаяся практика взаимопомощи в крестьянском мире.
И об этом Энгельгардт пишет в первом письме из деревни. Вот как там было «прекрасно» до революции: крестьянин, имевший свой надел и хозяйство, вынужден был идти побираться, чтоб не умереть с голоду. А.Н. Энгельгардт в журнале «Отечественные записки» напечатал 11 писем «Из деревни», которые затем в течение 100 лет неоднократно переиздавались отдельным изданием. В Ярославской областной библиотеке есть также отдельное издание «Письма из деревни».
Ну дак как жилось бедному крестьянину в царской России?
